Amy Irving – Why don't you do right

Задерните эту тюлевую шторку, отделяющую нас, зрителей, от лишенного очарования Нью-Йорка. Да, будьте так добры, именно эту, чтобы остались только полунамеки. Силуэты ночного города, которые уже давно не те. Они только напоминают нам тот самый, приторно сладкий, полный роскоши и бархатного дурмана двадцатых город. Прекрасно. Приглушите свет. Очень хорошо.
Мы же сидим в кабаре-баре. В одной из немногих точек, где все еще помнят вкус классического бурлеска, кабаре. Место, где вы не встретите алкоголиков. Только не здесь. За баром сидят отчаянные души: поэты, художники, такие талантливые, но неоцененные актеры и актрисы. Туристы, бесспорно. Без них никак.
Антураж сего заведения располагает к тому, чтобы вы без угрызения совести ступили на липкую дорожку саморазрушения. Согласитесь, приятно тлеть красиво.

Закройте глаза. Не спеша вдыхайте растекающийся по залу табачный дым. Атмосферно, не правда ли?  Прислушайтесь к шороху на сцене. Один за другим из-за кулис выходят облаченные в белые пиджаки мужчины, и по инструментам вы, естественно, догадаетесь, что это джаз-бенд. Ни этих ли молодых людей вы видели на вчерашнем фесте в парке. Это они. Парень с чрезмерным количеством геля в своих волосах поправляет черную бабочку и садится за рояль. Он что-то мнет в своих красивых руках, листает страницы с нотами. Вам кажется, что они должны вот-вот начать играть, причем, что-то упоительное, ведь ребята так старательно готовятся. Спешно перешагивают друг к другу, делая пометки на тыльной стороне ладони. Не профессионально. И вот, умастившись в своих обитых красным бархатом креслах – это же так дорого, вам нравится – начинаете различать мелодию среди какофонии звуков. Слышите знакомый мотив, что прерывисто проклевывается и буквально врезается вам в уши. Коллектив еще довольно зеленый, и кое-где допускает погрешности в своей игре.
Но публика! Публика в восторге, она прощает каждую фальшивую ноту, стоит только острой туфельке ступить на сцену! Это, как первый шаг, как кокетливый жест, обращенный к изголодавшемуся зрителю. Мужчины ликуют, потому что едва ли проступающая под длинным полупрозрачным платьем женская ножка будоражит воображение куда больше, чем откровенная порнография. Замрите, сохраните ее образ в своих головах и, наконец, запомните ее такой, какой она предстала перед вами в эту минуту. Днем эта женщина может быть кем угодно, и даже вашей соседкой с небрежно накрученными на бигуди волосами. Но ночью она – симфония. Эфемерная, легендарная. Каким богам вы готовы поверить, чтобы представить создателя этой стоящей в свете софитов женщины? Кусайте свои локти, давитесь тем, что у вас под рукой и завидуйте, ибо в этом образе вы найдете отражение ваших грез и полуночных мечтаний. Ах, а теперь закройте ваши рты и прекратите порочить эту певичку своими обезумевшими от восторга глазами. Ну, если только то, что я вижу в вашем помутневшем взгляде, можно действительно назвать восторгом.
Она стоит на сцене и поет низким и таким опьяняющим голосом. Слегка растеряно, словно сама до игривого пьяна, улыбается.

Что касается меня, мой дорогой гость и читатель, я все еще в зале. Сижу, между прочим, за вашими широкими спинами. Видите вон тот дальний столик, затерявшийся в тени? Да, это от меня ползет седая поволока густого дыма. И как бы вы не старались, но моего лица не разглядеть. Странный мужчина, что сидит, не сняв с рук черных перчаток. Не темно ли мне сидеть в полумраке в солнечных очках? Нет, но я сниму их специально для вас – потому что, обычно, вас смущает все, что отличается от вас. Не торопясь, естественно, открывать свое лицо. Это магия жестов, игра, которая только подогревает интерес ко мне. И мне это нравится. Я не отвожу глаз с сидящего за роялем мальчишки, ибо играет он паршиво, признайте это. Он бьет по моим ушам, как глупое дитя может бить по струнам – хаотично. Его фальшь, каждая ошибка режет мой нежный слух с мучительной болью.
Мне нравится, затушив окурок, наблюдать за полюбившейся нам певичкой. Скользить взглядом по рыжим волосам, по крупным локонам, витиевато ниспадающим на белесую, подобно мрамору, кожу. Мне нравится слушать ее голос, прощая клавишника.
Я слушаю джаз-бенд еще ровно минуту, ожидая финала композиции. 
Зал задыхается в собственных овациях. Браво! Вам кричат громогласное «браво»! Ну, а я покорно выжидаю, чтобы со сцены убрались «белые пиджачки» все до единого.